В эпоху империализма наблюдается громадное разбухание фиктивного капитала. Это объясняется прежде всего широким развитием акционерных предприятий, выпускающих массу акций и облигаций. Другой причиной разбухания фиктивного капитала в эпоху империализма, и особенно в период общего кризиса капитализма, является колоссальный рост государственных долгов, обусловленный главным образом подготовкой и ведением империалистических войн.
Насколько быстро растет фиктивный капитал в эпоху империализма, видно из того, что за десятилетие
1881—1890 гг. мировая эмиссия ценных бумаг равнялась 64,5 млрд. франков, за 1891—1900 гг. она достигла 100,4 млрд. франков, за 1901—1910 гг.—197,8 млрд. франков, а за 1921—1930 гг.—около 600 млрд. довоенных золотых франков, или столько, сколько имелось ценных бумаг во всех странах в 1910 г.Рост эмиссии ценных бумаг означает и рост паразитического слоя рантье
, не принимающего никакого участия в производстве, но присваивающего прибавочную стоимость благодаря обладанию ценными бумагами.В период общего кризиса капитализма наблюдается особенно резкое несоответствие между быстрым ростом фиктивного капитала и значительно более медленными темпами накопления действительного капитала. В США, например, эмиссия ценных бумаг с 1919 по 1929 г. возросла почти в 3 раза, тогда как индекс промышленной продукции увеличился только на 43%; в Англии в 1927—1929 гг. среднегодовая эмиссия ценных бумаг в 11/2 раза превышала сумму их эмиссии в 1913 г., размеры же промышленного производства в эти годы только достигали уровня 1913 г. Громадное разбухание фиктивного капитала при медленных темпах расширенного воспроизводства — одно из проявлений крайнего усиления паразитизма и загнивания капитализма.
Самая структура эмиссии ценных бумаг в условиях общего кризиса капитализма претерпевает существенные изменения, выражающиеся в падении удельного веса эмиссии ценных бумаг, предназначенной для производительных вложений капитала, и росте удельного веса эмиссии, имеющей непроизводительные цели. В общей сумме эмиссии ценных бумаг резко возрастает доля государственных займов, что связано главным образом с использованием все большей части финансовых ресурсов капиталистических стран для финансирования военных расходов. Это также представляет собой выражение усилившегося загнивания капитализма.
Громадный рост фиктивного капитала в эпоху империализма сопровождается колоссальным разбуханием биржевого оборота.
Так, в США в
1890—1899 гг. на нью-йоркской бирже продавалось в среднем за год по 84 млн. акций, а в 1928—1938 гг. —по 585 млн. акций, причем средний курс промышленных акций в 1890—1899 гг. составлял около 55 долл., а в 1928—1938 гг.—161 долл. Сумма акций и облигаций, зарегистрированных на нью-йоркской бирже, составляла (по рыночному курсу) в начале 1939 г. около 95 млрд. долл., а в начале 1953 г. —около 221 млрд. долл.Несмотря на огромное увеличение биржевого оборота, самостоятельная роль фондовой биржи в эпоху империализма падает.
Дело в том, что гигантская концентрация банков и образование банковых монополий ведут к тому, что все большая часть оборота с ценными бумагами сосредоточивается в руках горстки крупнейших банков-монополистов. В то время как в эпоху домонополистического капитализма биржа была необходимым посредником при размещении ценных бумаг, в эпоху империализма крупные банки сами размещают массу этих бумаг среди своих клиентов, беря, таким образом, на себя функцию биржи.
Крупные банки в эпоху империализма становятся главнейшими участниками биржевой спекуляции. Они не только используют в своих интересах стихийные колебания курсов ценных бумаг, но и активно воздействуют на эти курсы, организуя специальные объединения — так называемые корнеры или пулы — для скупки ценных бумаг, искусственного вздутия их курсов и перепродажи с высокой прибылью. Во время биржевых крахов, которые в эпоху империализма резко усиливаются, банки скупают акции и облигации за бесценок и хранят их до нового биржевого “бума”. Таким образом, экспроприация мелких держателей ценных бумаг достигает в эпоху империализма невиданных размеров, а за счет их разорения обогащаются господствующие на фондовой бирже крупнейшие банки.
О масштабах этой экспроприации свидетельствует, например, тот факт, что во время биржевого краха осенью
1929 г. на нью-йоркской бирже только за два месяца было продано свыше 200 млн. акций, причем курсы их упали более чем на 1/3; за весь же период кризиса 1929—1933 гг. общая курсовая стоимость акций и облигаций на нью-йоркской бирже уменьшилась на 83 млрд. долл. Резкое падение курса акций на нью-йоркской бирже, самое большое после 1929 г., имело место в марте 1955 г. Только за период с 4 до 15 марта общее снижение курсов составило 10 млрд. долл.До недавнего времени биржевые операции находились вне всякого контроля. Однако развитие государственно-монополистических тенденций нашло свое отражение и в данной области, что выразилось в США, например, во введении государственного контроля над эмиссией ценных бумаг и операциями на фондовой бирже.
В
1933 г. в США был издан акт об эмиссии ценных бумаг, а в 1934 г.—акт о биржевой торговле ценными бумагами. Первый из них предусматривает допущение ценных бумаг к выпуску и продаже лишь после регистрации их правительственной федеральной торговой комиссией, которой предоставлено право разрешать или запрещать эмиссию тех или иных бумаг. Согласно второму акту была создана правительственная биржевая комиссия, устанавливающая определенные правила биржевой торговли, причем запрещены совмещение функций брокеров с операциями дилеров, покупки ценных бумаг по завышенным ценам или продажа их по заниженным ценам в целях искусственного воздействия на курсы, распространение слухов о предстоящем повышении или падении курсов бумаг и т.п. Кроме того, акт о биржевой торговле ценными бумагами предусматривал установление предельных размеров брокерского кредита под ценные бумаги и запрещал членам биржи получать ссуды под ценные бумаги у банков, не входящих в Федеральную резервную систему.Издание этих законов и правил мотивировалось стремлением воспрепятствовать выпуску “несолидных” ценных бумаг, упорядочить биржевой оборот, устранить чрезмерную биржевую спекуляцию, защитить интересы инвесторов и т.п. Однако все эти “высокие соображения” представляли собой лишь социальную демагогию. Фондовая биржа по своей природе является центром спекуляции ценными бумагами; сохранить фондовую биржу, но устранить биржевую спекуляцию столь же невозможно, как ликвидировать кризисы при сохранении капитализма. Но эта социальная демагогия была в интересах американских монополий, так как ставила своей целью успокоить держателей ценных бумаг, ограбленных биржевыми дельцами во время кризиса
1929— 1933 гг., восстановить доверие к ценным бумагам, подорванное кризисом, и этим облегчить крупнейшим корпорациям получение новых прибылей от эмиссии ценных бумаг.Фактически под маской защиты интересов мелких держателей акций скрывалось использование монополистическим капиталом государственной власти в своих собственных интересах. В частности, предоставление правительственным органам права контроля над выпуском ценных бумаг давало возможность преградить доступ к эмиссии этих бумаг более мелким компаниям и способствовало дальнейшей централизации эмиссии в руках капиталистических монополий. Что касается предоставления права выдачи ссуд биржевым дельцам под ценные бумаги только банкам, входящим в Федеральную резервную систему, то это означало монополизацию финансирования биржевой спекуляции в руках сравнительно крупных банков.